Сергей Третьяков много путешествовал. Он родился в 1892 году в прибалтийском городе Гольдинген (ныне Кулдига, Латвия), учился в Московском университете, а в годы революции оказался на Дальнем Востоке. Во Владивостоке Третьяков входил в группу футуристов и в 1919 году опубликовал свой первый поэтический сборник. В начале 1920-х годов он возвращается в Москву и работает с Мейерхольдом и Эйзенштейном. В 1924–1925 году Третьяков преподает русскую литературу в Пекинском университете, а в 1930–1931 году совершает поездку по Германии и Австрии, где рассказывает о достижениях первой пятилетки и знакомится с Брехтом, Эрвином Пиксатором, Гансом Эйслером и другими левыми художниками. В перерывах между зарубежными командировками — посещение колхозов и социалистических строек.

За последние пять лет состоялся целый ряд исследовательских, выставочных и издательских проектов, посвященных переоткрытию творчества Сергея Михайловича Третьякова (1892–1937) [1]. Начинавший как поэт-футурист, во второй половине 1920-х Третьяков стал виднейшим представителем ЛЕФа, уйдя из поэзии в очерк, фактографию, репортаж и гибридные жанры путевой прозы. Убитый своим государством в 1937-м, Третьяков на долгие десятилетия был забыт на родине, но оставался в кругу внимания в Германии/Европе. В 1930-х он — наиболее переводимый на иностранные языки представитель авангардистской когорты, о чем ныне знают лишь единицы. В конце 2020 года в серии Avant-Garde Издательства Европейского университета в Санкт-Петербурге был опубликован сборник очерков Сергея Третьякова «От Пекина до Праги. Путевая проза 1925–1937 годов» [2]. Составители и комментаторы этого 500-страничного тома — Татьяна Хофман и Сюзанна Штретлинг, научный редактор — Андрей Россомахин.

Сергей Третьяков (1892–1937) был «человеком-оркестром» — поэтом и теоретиком, прозаиком и драматургом, соратником Сергея Эйзенштейна и Всеволода Мейерхольда, редактором «Нового ЛЕФа», «мастером речековки» и агитатором. Деятельность его была хоть и всеохватна, но недооценена и не осмыслена в полной мере. Однако в прошлом году появилось сразу два издания, которые позволяют пересмотреть его творческую стратегию и вспомнить выпавшие из истории литературы произведения. В издательстве «Рутения» вышел фундаментальный труд «Итого. Собрание стихов и статей о поэзии» — первое наиболее полное собрание стихотворений поэта, а Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге опубликовало выдержки из его путевой прозы («От Пекина до Праги: Путевая проза 1925–1937 годов»). Что из этого получилось — рассказывает «Артгид».

В настоящем сборнике републикована значимая часть результатов творческих усилий Третьякова по созиданию советской литературы – очерки из 13 сборников, путевая проза литератора – поездки в Китай и Сванетию, Германию и Чехословакию, в ставропольский колхоз и на байкальскую научную станцию, путешествия поездом к Дебальцево и в аэросанях до Перми. Создание новых по сути очерков требовало иного методологического подхода. Автору необходимо было сменить ракурс и не пытаться более писать бедекеров: Нет ничего хуже, как глядеть вокруг себя глазами потребителя… или увидишь по-обывательски, или ничего не увидишь… Гордые красоты линий паровоза и эренбурговские умиления никелевым отблеском обстановки пароходных кабин – это вещи глазами потребителя, левого эстета. Производственными глазами ни вещей, ни людей в искусстве еще не видит почти никто… Китай я наблюдал, соприкасаясь с ним в качестве лектора пекинского университета (Третьяков там преподавал полтора года – 1924–1925 гг.). В Сванетии я был со специальным заданием выяснить условия съемки кинофильмы в этой стране (итоговый результат – "Соль Сванетии" М. Калатозова). Эти строчки взяты из книги "Вызов. Колхозные очерки" (1930; 1932), в которой Третьяков рассказывал о своем опыте работы в объединении 15 колхозов Терского округа – комбинате "Вызов". Третьяков был членом совета комбината и отвечал за культработу.

Сборник «От Пекина до Праги» не является полным собранием всех «путешествующих» текстов Третьякова — это основательно сделанная антология на основе 13 книг, и многие из «маршруток», «путьфильмов» и других заметок, созданных по редакционному заданию или по велению сердца путешественника-авантюриста, представлены только характерными с точки зрения составителей частями. Однако в любом случае большинство глав и фрагментов не переиздавались с момента первой публикации, потому так важны комментарии и развернутое предисловие-исследование к книге. Подготовивший издание швейцарско-немецкий дуэт Татьяны Хофман и Сюзанны Штретлинг предлагает новый взгляд на травелоги Третьякова, который заметно отличается от привычного нам исследовательского языка. Ученые даже рассматривают тексты как попытку постколониального письма, при этом антиколониальный проект легко оборачивается литературным колониализмом, когда биографию иностранца писатель, по собственному признанию, использует «как шахтер, зондируя, взрывая, скалывая, отсеивая, отмучивая».

В истории русского авангарда у поэта и писателя Сергея Третьякова отличная родословная. Соратник Маяковского по ЛЕФу, соавтор Эйзенштейна по теоретическим работам, а Мейерхольда по сцене, работодатель Эль Лисицкого и Родченко (те иллюстрировали его книги), Третьяков сразу оказался в мировом контексте нового искусства. Он дружил с немецкими реформаторами театра, начиная с Пискатора, одним из первых заметил и стал переводить и издавать на русском Брехта, спектакль по его пьесе «Рычи, Китай» покорил Германию, ее перевели на множество языков, но больше всего полюбили в Китае – написанную русским автором историю о борьбе китайских портовых рабочих здесь восприняли как свою.

Один из самых издаваемых авторов середины 1920-х — середины 1930-х, а ныне мало известный широкой аудитории Сергей Третьяков успел побывать футуристом, драматургом, журналистом, сценаристом, фотографом и теоретиком медиа. Он был другом Эйзенштейна, вдохновителем Беньямина (концепция «автора как производителя» — это про Третьякова), собеседником Брехта, чьи тексты советский авангардист первым стал переводить на русском.