Around 1988, in the fast-changing USSR, one of the signs of serious change was the appearance of officially-published editions of the works of Bolsheviks that had been banned up until then, including those of the demon-in-chief, Lev Trotskii. After initial enthusiasm driven by a naïve hope that they might contain an inspirational vision of a renewed Bolshevik socialism, most readers appeared to become rapidly disillusioned with the same old ideology, “theological” arguments comparable to angels on pinheads, and “langue du bois” wrapping arguments in heavy clichés. Not everyone was turned off, however, and a few devotees of Trotskii began to appear. Now, a generation later a few followers and some small groups interested in his ideas have promoted new studies like the one under review here. Aleksandr Reznik's superbly-researched account looks in greater detail and on a deeper archival base than any predecessor at the vital inner-party struggle of 1923–25 around the emerging left opposition.

Автор убедительно развенчивает ряд сложившихся стереотипов, уходящих своими корнями в период самой дискуссии. Например, в силу персонификации политического противостояния, сложилось представление о дискуссии как верхушечной борьбе за власть между И. Сталиным, Л. Троцким и Г. Зиновьевым, а принципиальные вопросы “начали ускользать” от внимания как ее участников, так и исследователей. Говоря о механизмах проведения дискуссии, А. Резник справедливо отмечает, что выступления в печати не могли заменить “живого присутствия” на дискуссионных собраниях, тогда как “сил офицерского состава оппозиции было недостаточно”. Более того, курс “Правды” на ограничение публикаций оппозиционеров способствовал тому, что их аргументация “не всегда звучала убедительно”. Автор также деконструирует распространенные представления о том, что политорганы армии во главе с В. Антоновым-Овсеенко организованно поддерживали оппозицию. Кроме того, в силу того, что Троцкий проболел до апреля 1924 г., по мнению историка, “подлинными глашатаями оппозиции были в первую очередь Преображенский и Сапронов” (С. 63, 65, 79).

The author has produced a well-researched and highly informative account of the debate in the RCP(B) over political and economic matters during the late autumn and winter of 1923–24. The book covers the general issues at stake, with particular reference to Trotsky’s role and writings, but also usefully examines the broader nature of the opposition, its modes of political operation, and the extent to which it can be identified outside of the main urban centres and the capital.

"ЦК ответил резолюцией «о партийном строительстве», где торжественно провозглашалась преданность партийного руководства внутрипартийной демократии и так же торжественно осуждался бюрократизм в партии. Оппозицию обвинили в том, что она нарушает или угрожает нарушить единство партии. Изначально не только лидеры оппозиции, но и рядовые ее сторонники в ячейках отмечали, что «многие не знают, что такое демократия». В массах иногда значение слова «демократ» разъяснялось как «бюрократы не у дел»." 

Ещё один миф связан с культом Троцкого. Конечно, он был почти у каждого политика такого уровня был свой политический культ, несравнимый, правда, с культами тоталитарных вождей. Мифом же в данном случае является представление о том, что культ Троцкого был большим и сознательно конструируемым. На самом деле, культовый характер образов Троцкого (как, к слову, и Ленина) в годы Гражданской войны не был чем-то выходящим за рамки общеевропейской практики: в Польше был Пилсудский, в Финляндии Маннергейм, даже в демократической Чехославакии был огромный культ президента Масарика. Увы, мы часто вырываем всё, что происходило в Советском Союзе, из контекста европейской истории, пользуемся упрощающими реалии понятиями.

Я не разделяю позитивистского представления о неангажированном «объективном» исследователе. Каждый живой человек ангажирован в том смысле, в котором это сформулировал еще Жан-Поль Сартр в отношении интеллектуалов. Они существуют не в безвоздушном пространстве, я не верю в мангеймовских «свободно парящих интеллектуалов». Мы все живем в определенных идеологических рамках и как историки всегда отвечаем на более широкие, чем наша конкретная тема, вопросы. Мы несем ответственность перед обществом за то, что говорим. Конечно, я считаю, что никто в здравом уме не должен стремиться к тому, чтобы писать «партийную», ангажированную историю. Я говорю о другом. С опорой на свои исследования можно и нужно обсуждать современные проблемы.

MoReBo публикует фрагмент первой главы книги Александра Резника "Троцкий и товарищи: левая оппозиция и политическая культура РКП(б), 1923–1924 годы", выходящей в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге, Многие архивные материалы впервые вводятся в научный оборот.