Многолюдье Венецианской республики всегда было расчерчено силовыми линиями готовых топосов, общих мест. Панегиристы восхваляли Венецию за миролюбие и начальную деловитость: если другие города основывали свирепые воины, и Ромул не смог удержать руку от убийства Рема, а сиротам Рема пришлось основывать Сиену, то Венецию выстроило согласие граждан. Изначально жители Венето были торговцами, ищущими подлинного согласия интересов и истинной коммерции – то есть, свободного оборота идей, мыслей, речей и финансовых активов. Можно видеть, как в риторике венецианского нерушимого согласия, особой прозрачности замыслов, в которой видна вся глубь веков, рождался особый юный дух предприимчивости. Эта предприимчивость состоит не просто в том, чтобы обеспечить цех работой, а себя – очередными материальными сокровищами, но в том, чтобы создать единый форум, на котором заработанное может сразу стать инвестицией. Венеция соединила старые представления о банковском капитале как о ростовщичестве с новыми представлениями об обороте капитала как об экономической стратегической игре, и тем самым освободила ранний капитализм от былой рутины выкачивания прибыли, от рабства у тактики, открыв стратегические горизонты.

Трактат Контарини, современника Лоренцо Лотто, кардинала-обновленца и блестящего стилиста – одновременно апология торгового государства и созидание его места в истории. Контарини соглашается и с мнениями соотечественников, и с мнениями чужеземцев: да, Венеция удобно расположена, да, она всемирный рынок товаров и услуг, да, ей благоволят все рациональные и иррациональные силы. Но при этом он находит и новые слова для привычных институтов: например, совет десяти (едва ли не первый пример европейских спецслужб) оказывается тираноборческим органом, способным нейтрализовать новых Катилин, а дож выглядит прирожденным полководцем, который всегда защищал городские запасы от пиратов. Сначала читать такие описания политической реальности неприятно – неприглядные дела оказываются наспех прикрыты примерами римской доблести. Но после становится видно, что для Контарини администратор в Венеции – это тот, кто умеет защищать не только родные стены и родной очаг, но и благополучие людей, простые человеческие радости, может защищать сказку жизни, которая немыслима без уюта. «Сенат обратил свои помыслы», – это уже не поспешное принятие решений политическим классом, а умение создавать правила игры, которые выглядят как разумные, и потому в текущей политике становятся более чем уместными. Язык, предназначенный для описания тактики, описывает стратегию – это венецианскому своеобразному предшественнику Ришельё было трудно сделать в оригинале, еще труднее передать в переводе, но вдумчивый переводчик с этим справился.